Позвонил земляк. Прочитал в «СБ» мой материал о нашей малой родине, нашем детстве, наших людях. Естественно, многое вспомнили. Земляк спросил: «А как твой друг, гармонист? Наверное, уже давно народный артист?». Будто кто–то уколол сердце иголкой. Невзначай. Но очень больно.
Мы начали дружить, когда мне было 7, ему 12. Витя Мандрик простудил шею. Вскочили фурункулы. Каждый вечер он приходил к нам домой. И мой отец, сельский фельдшер, делал ему какие–то процедуры и перевязку. А потом мы играли в войну. Самодельные деревянные пистолеты. В стволе — прожженное раскаленной проволокой отверстие. В нем — выструганный из сосновой планочки толкачик, приводимый в действие туго натянутой резинкой. Закладываешь в «дуло» горошину. Щелк — и толкачик выстреливает «пулю» в противника...
Когда лечение благополучно закончилось, Витя позвал меня в гости. Не помню, как меня встретили его родители — дядя Рыгор и тетя Ганэта. Не помню тогдашнюю обстановку их дома. Не помню ничего. Кроме музыки. Витя играл час, а может, два... Я сидел притихшей мышкой на краешке стула. И слушал. В деревне да и в окрестностях было немало гармонистов. Взрослые, умелые, многоопытные. Они играли в клубе, на праздниках, свадьбах, крестинах. Хорошо играли. Но так, как играл Витя, не играл никто. Переборы, переливы, неожиданные многослойные аккорды. Знакомые мелодии приобретали какой–то особенный завораживающий колорит.
Подробнее: О деревенском гармонисте. Полонез Огинского.
Страница 108 из 297
