Евгений Гордеев Смоленск

      Клуб милиции был полон. Шёл областной конкурс художественной самодеятельности. Со сцены звучали песни, стихи, музыка, доморощенные артисты всех возрастов  ставили сценки из спектаклей, танцоры зажигали умопомрачительными па, фокусники и жонглёры демонстрировали свои фантастические  навыки…

        Всего, происходящего на сцене, я не видел, стоя за спинами тех, кому не хватило кресел в зале. Но слышал всё прекрасно… Вот ведущий объявил чей-то выход, пауза… и… Гармошку, простую трёхрядку нашу, невозможно перепутать ни с баяном, ни с аккордеоном… Издаваемые ею звуки как-то чище, звонче, ближе к природе, ласкают ухо русского человека… И на этот раз сомнений не было: со сцены клуба пела гармошка. Именно пела, иначе и не скажешь! Навевала грусть и радость, то щемила сердце невысказанной тоской, то заставляла сжиматься и трепетать от восторга… Музыка сопровождала  хрипловатый баритон, обволакивая его, то опуская вниз, к басам, то вознося ввысь, к верхним нотам…

С берёз неслышен, невесом,

Слетает жёлтый лист.

Старинный вальс осенний сон,

Играет гармонист…

Вздыхают, жалуясь, басы,

И, словно, в забытьи,

Сидят и слушают бойцы,

Товарищи мои…

           Мы все, присутствующие в зале, вмиг перенеслись в тот прифронтовой лес, пахнущий рыжей листвой, где, в перерыве между боями, сидя на тёплом пёнышке, полковой любимец-гармонист растягивал меха трёхрядки и пел… Ах, как он играл!   Как пел! «Эх, дороги!», «Тёмная ночь», «Три танкиста»… Зал слушал, затаив дыхание, зал плакал и смеялся,   топал, свистел, исходя  овациями,  дружно скандировал «бис» и «браво»!

        И тут я не выдержал, работая локтями, протиснулся сквозь беснующуюся в восторге толпу   и увидел, наконец, сцену,   увидел его- гармониста. Он стоял у края сцены, перед рампой, склонив в полупоклоне седую голову и зажав подмышкой свою гармонь. Он был без обеих рук по локоть: на левой культе, — как бы кожаный мешочек, наподобие кисета, правая торчала из короткого рукава  нежно — розовой клешнёй. Его глаза закрывали очки  с чёрными, круглыми стёклами. Гармонист ещё раз поклонился и, чётко, по- военному,  повернувшись, зашагал вглубь сцены. Я ринулся за ним. Там, за занавесом, состоялось моё знакомство с Александром Новиченковым. Героем-танкистом, который в 1941 году в смертельном бою под Оршей, заживо горел в своём танке, пережил тяжелейшие ранения, контузию, потерял обе руки  и зрение. Мы вышли на улицу. На лейтенанте были длиннющее офицерское кожаное пальто, шапка – ушанка из серого каракуля. Гармошку он из рук не выпускал…